Политическое дело футболиста Громова

"Времена не выбирают, в них живут и умирают", - так пригвоздил нас к железному року своей фразой поэт. Но если бы вдруг дали выбор, многие из нас, сегодняшних, усердно молились бы - не определять жить в тридцатые, сталинские годы. Когда без войны, без суда и следствия были уничтожены миллионы неповинных людей - своих же российских жителей, земляков и соседей. Когда почти каждому было дано ощутить всю свою малость, ничтожность и беззащитность перед государственной машиной репрессий. И будь ты самый замечательный человек или самый убежденный большевик - все равно: завтра могут прийти за тобой и объявить тебя злейшим врагом народа.

Мы с трепетом и болью читаем об этих страшных годах, а Станислав Громов в них жил. И почти сполна хлебнул из их жестокой чаши. Впрочем, почему - "почти"? Одно только, что не расстреляли… Но смерть ведь избавляет от иных испытаний. А на другой стороне жизненных весов десять лет сталинских лагерей, десять лет тяжелых горных работ в верховьях Колымы, подорванное здоровье и подорванная вера. И поломанная, трудная жизнь с незаживающим клеймом врага народа.

-***-

Передо мной - дело о контрреволюционной троцкистской организации в Томском транспортном институте. Среди шести человек, проходивших по делу, и Станислав Громов. Один из шестерых будет сразу расстрелян после оглашения приговора, еще одного расстреляют через год в сталинских тюрьмах, до реабилитации середины 50-х доживут лишь трое…

А с другой стороны, это "Дело" с грифом "Хранить вечно", сочиненное и собранное работниками НКВД - единственная "книга жизни", написанная о Станиславе Громове. В пожелтевших листах допросов, характеристик, писем и приговоров вместилась трагедия жизни молодого и талантливого человека.

А ведь, казалось, что с его пролетарской биографией Станиславу Громову опасаться нечего. Родился в 1905 году в семье слесаря паровозного депо города Петропавловска (Северный Казахстан). После смерти отца остался старшим мужчиной в семье, поэтому долго учиться в школе не пришлось: с 13 лет поступил учеником в то же самое паровозное депо, где прежде трудился его отец Иван Громов. Через 6 лет нелегкого железнодорожного труда способного парня отправили учиться на Омский рабфак: страна переходила на рельсы индустриализации, а прокладывать пути к стройкам и заводам социализма должны были молодые и квалифицированные транспортники. Станислав Громов был среди них далеко не последним человеком, его организаторские качества стали проявляться уже в первые студенческие годы.

Я не знаю точно, когда Стася Громов приобщился к спорту и насколько, вообще, спортивным был город Петропавловск, поэтому рискую предположить, что организованным спортом и физкультурой Громов увлекся именно в Омске. Ведь Омск - это город, безусловно, спортивный, а по своим, скажем, футбольным сединам вполне может тягаться с Томском. Хотя с футбольной игрой омичи познакомились, по всей видимости, попозже, чем томичи, зато первый официальный матч был сыгран здесь уже осенью 1906 года. Было в Омске до революции уже немало хороших команд, самой знаменитой считалась - "Леший". После революции к ним прибавились новые команды. В их числе была и крепкая команда Омского рабфака, в которой в роли бека выступал Станислав Громов. Он быстро выдвинулся в число лучших защитников Омска. Ему, кстати, было у кого поучиться - за сборную Омска в эти годы выступал бывший томич Николай Корнилов. Он считался "непревзойденным защитником" еще в "досоветские" времена, а в 20-е годы трижды был серебряным призером сибирских чемпионатов и включался в сборную Сибири. Правда, комплекция у Громова была основательнее: крепкий, плечистый парень, а на поле непримиримый боец, капитан, но и - расчетливый стратег. Не случайно Громов был еще и шахматистом приличного уровня..

Вот таким лидером, спортсменом, организатором и талантливым студентом приехал Станислав Громов в Томск, вузовский центр - чтобы продолжить образование по линии инженера-транспортника. В 1927 году он поступил в Сибирский технологический институт. В том же году молодой рабфаковец с пролетарской закваской был принят в ряды ВКП(б). Старейшина томского спорта Дмитрий Владимирович Моравецкий, который поступил в институт в один год с Громовым, вспоминает, что "Стася был у нас на курсе царь и бог. Пользовался большим авторитетом. За его взвешенными словами чувствовались знания и уверенность. Поэтому не удивительно, что он быстро полез в гору, а позже, став молодым преподавателем, одновременно был и начальником (деканом) паровозного факультета нового Транспортного института". Видимо, в первые годы студент Станислав Громов с головой ушел в учебу и общественную работу, а футбол, который он очень любил, отступил на второй план.

По крайней мере, ни в первый, ни во второй сборных Томска образца лета 1929 года фамилия Громова не упоминается. Однако команда Сибирского технологического, за которую выступал студент Громов, уже становилась в Томске серьезной силой. Осенью 1929 года СТИ занимает второе место в чемпионате города, уступив лишь одно очко опытной "Кузнице" с Томска-второго. А на следующий год (после двух дополнительных матчей- битв за первенство с динамовцами) СТИ впервые становится чемпионом Томска. В первый и в последний раз. Потому что именно в 1930 году Сибирский технологический разделяют аж на 8 вузов (горный, химический и т.д.). Один из них становится Томским транспортным институтом, а студент-паровозник Громов автоматически переходит в новый вуз.

В 1931 году, окончив институт, Громов, как подающий большие надежды аспирант, отправлен на 5-месячные аспирантские курсы в Ленинград. Поездка к "колыбель революции" и преподавательская работа в Ленинградском институте инженеров путей сообщения , безусловно, подарили Станиславу Громову немало счастливых, интересных и полезных дней. Не знал молодой аспирант лишь об одном: оппозиционный Ленинград уже попал в немилость "вождя народов" и в готовящемся к запуску маховике репрессий "колыбель революции" пострадает очень жестоко. Уже совсем скоро прозвучит здесь роковой выстрел, и эхо декабрьского выстрела в Сергея Мироновича Кирова, некогда связанного с Томским Технологическим, горько аукнется всей стране, и в том числе бывшему студенту Томского технологического Станиславу Громову. "Ленинградский след" станет основой клубка, на который в НКВД навертят дело Громова и присудят 10 лет лагерей плюс пять лет поражения в правах.

Но Громов ни о чем об этом не подозревает, из Ленинграда он возвращается полный сил и свежих идей, гордится своей причастностью к одному из ведущих транспортных вузов страны.

В один из дней 1935 года в кафедральной комнате он разворачивает свежий номер "Комсомольской правды", а потом, обрадовавшись, зачитывает вслух заметку об итогах всесоюзного соревнования ВТУЗов и ВУЗов. Ленинградский транспортный институт признан победителем, и были перечислены его руководители, в том числе и Сосновкин, начальник учебной части. Станислав Иванович одобрительно отзывается о руководителях-победителях, которых ему доводилось пару раз видеть на заседаниях совета Ленинградского института. А в самом скором времени центральные газеты печатают сообщение о том, что в числе "троцкистско-зиновьевской банды", среди "убийц" Кирова видное место занимал троцкист Сосновкин из ЛИИПТа. Вот когда Станиславу Громову первый раз аукнулся "ленинградский след" и одобрительные слова о руководстве института. Упоминание о Сосновкине было передано в нужные органы, и при партийной чистке 1935 года у Громова изъяли партбилет - "за связь с троцкистами".

Тогда Станислав Иванович посчитал это недоразумением, тем более, что в начале 1936 года по характеристике Октябрьского райкома партии и решению Сибкрайкома ВКП(б) Громову партийный билет был возвращен. "Справедливость восторжествовала", - посчитал Станислав Иванович, у которого в те годы все получалось, и работа его была на виду. Он считался хорошим преподавателем, успешно совмещал эту работу с деятельностью на посту начальника администрации паровозного факультета. В молодой семье Громовых рос сын Геннадий, а сам отец семейства активно участвовал еще и в создании футбольной команды института. Помог ему в этом руководитель кафедры физвоспитания Георгий Степанов, известный томский спортсмен. Бывший форвард Степанов занял место в воротах, Громов встал в защиту, постепенно подбирались толковые футболисты из числа студентов - Попов, Курнин, Комягин, Хребтов и другие. Начиная в 1934 года команда "Локомотив-1" (Транспортный институт) захватила лидерство в томском футболе и много лет не уступала никому первое место. Две трети сборной Томска составляли футболисты "Локомотива", в том числе входил в сборную города и их играющий тренер защитник Станислав Громов. "Локомотив" добивается успехов и на сибирской арене. В 1935 году томская команда заняла второе место на Спартакиаде железных дорог в Новосибирске, продемонстрировав яркую, запоминающуюся игру. Если учесть, что команды железных дорог в 20-е - 30-е годы были одними из сильнейших в своих регионах и опирались на четкую структуру и крепкую базу железнодорожного ведомства, то успех томичей нужно признать весомым. В конце 30-х томский "Локомотив" выиграл в Красноярске футбольный турнир общества "Локомотив Востока". Словом, томская команда Транспортного института неплохо котировалась на сибирском уровне.

На 11 сентября 1936 года на томском стадионе "Медик" (ныне - "Труд") был намечен междугородный товарищеский матч "Локомотив" (Томск) - сборная Новосибирска. Играющий тренер "Локомотива" Станислав Громов на этот матч не явился. Он был арестован в ночь на 7 сентября, при обыске у него дома был изъят лишь револьвер системы "Браунинг" (оружие было положено Громову как стоящему на особом железнодорожном учете). В присутствии домкома Почепцова, при сдерживаемых всхлипываниях жены Тамары с четырех -летним сыном на руках Станислав Громов заполнял "анкету": "социальное происхождение - рабочий. Отец - слесарь, брат - тоже слесарь. Сестры - служащие. Имущества не имел ни до 1917, ни до 1929 годов. В царской и Белой армии не служил. Под судом и следствием не состоял. В Коммунистической партии - с 22-х лет…"

Совсем другое значилось в справке, составленной младшим лейтенантом госбезопасности для санкции на арест: "Активный троцкист, примыкавший к ленинградской оппозиции… Является участником троцкистской организации Транспортного института, ведет контрреволюционную троцкистскую работу, протаскивает во время лекций троцкистскую трактовку, распространяя клевету на партию. На основе вышеизложенного Громов подлежит аресту и привлечению к ответственности по статье 58-10-11 УК РСФСР".

Только что в Москве завершился процесс над лидерами бывшей троцкистско-зиновьевской оппозиции. Всем шестнадцати обвиняемым был вынесен смертный приговор, незамедлительно приведенный в исполнение. По всей стране прошли митинги и собрания, клеймившие позором "бешеных собак" и требовавших раздавить "троцкистскую гадину". Работники НКВД трудились не покладая рук и на местах раскрывали все новые и новые троцкистские центры. В Томске была "оперативно вскрыта и ликвидирована" троцкистская террористическая организация, (руководитель - директор Томского индустриального института Алексей Кашкин), затем - троцкистская фашистско-террористическая организация (руководитель - профессор Федор Галахов). Эти "организации", судя по материалам дела "готовили" теракт против первого секретаря Сибирского крайкома ВКП(б) Эйхе, следующей жертвой - по всем законам жанра и "сценариям" НКВД - должен был стать сам товарищ Сталин. На фоне таких крупных дел, попавших под "расстрельную статью", троцкистская контрреволюционная группа из 6 ассистентов и работников Транспортного института была, конечно, слишком маленькой мишенью для следователей. Впрочем, будь это на год-полтора позже - вряд ли кто-то остался жив. А так - дело было добросовестно раскручено новосибирскими следователями, но расстреляли только "вербовщика", связанного с головной "троцкистской организацией", остальные же получили по 10 лет тюремного заключения плюс пять лет поражения в правах.

"Вещественных доказательств по данному делу нет", - написал следователь. Вся вина "троцкистской группы" заключалась в том, что люди в кафедральной комнате иногда разговаривали на "темы дня". Нельзя исключить, что от молодых преподавателей звучали какие-то критические реплики (разумеется, в рамках того сталинского времени), один из арестованных (Шмидт) рассказывал актуальные анекдоты, Громов вот непредусмотрительно похвалил Сосновкина.

Они просто не думали, что у всех стен имеются уши, а вернее, не думали, что их обычные разговоры предосудительны, контрреволюционны и несут вред мероприятиям партии. В деле эти стихийные встречи и разговоры названы "регулярными нелегальными сборищами", говорившие - "троцкистской группой", на всякий случай добавлено, что группа обсуждала дальнейшую террористическую деятельность.

Дальнейшая технология допросов и воздействия на обвиняемых видна из протоколов и, в общем-то, проста. Однако почти неотразимо действует на людей, психологически не готовых к такой обработке. Сначала следует вопрос: "Расскажите о своем участие в контрреволюционной группе". - "Да я ни в какой группе не участвовал и знать не знаю…"- "Хорошо. Такой-то и такой-то вам знакомы? - Да, мы вместе работаем. - Познакомьтесь с их показаниями."

Сценарий допроса и текст показаний, как теперь известно, срабатывается и подгоняется следователем. Откуда он добыл эту информацию и как вложил в уста других обвиняемых, хороших знакомых и друзей - это уже его профессиональная тайна. А грехов и грешков, постаравшись, можно найти за каждым человеком. Один оказался бойскаутом, сыном дворянина и бывшего колчаковского полковника, другой напечатал в газете статью автора, впоследствии уволенного из института и оказавшегося злейшим врагом народа. Третий сам был мобилизован при Колчаке и служил пару месяцев. И так далее. Нашлись такие грехи и у Громова, помимо "связи с Сосновкиным" и "участия в ленинградской троцкистско-зиновьевской организации". Ему были вменены в вину скрытая от партии эвакуация вместе с колчаковщиной в 1919 году (хотя Громову было тогда всего 14 лет), "хранение в библиотеке института литературы троцкистского содержания и распространение ее среди своих знакомых", а также попытку издать контрреволюционную брошюру троцкиста Емцева "Об истории советской экономики" (тут можно сказать лишь то, что о новых и новых "троцкистах" и "контрреволюционерах" люди в те годы узнавали только в кабинетах следователей). Потом еще были очные ставки, где один, уже отчасти надломленный, потупив глаза, повторял часть из своих показаний. Тут еще, правда, нужно знать - насколько совпадают протоколы очных ставок с реальной картиной. Однако серьезное психологическое воздействие подобных очных ставок на "новенького" тоже нельзя отрицать. Многие тоже начанали что-то говорить, оправдываться, припоминать в ответ... Одним словом, я хочу сказать, что дальше про футбол уже точно ничего не будет, хотя недавние подопечные Станислава Ивановича Громова за это время выиграли очередное первенство Томска. Но самого Громова уже жестоко футболило беспощадное сталинское правосудие.

На суде, на заседании Военной коллегии Верховного суда СССР все обвиняемые виновными себя не признали, ни в какой контрреволюционной организации не состояли, антисоветских настроений не имели. Втайне они надеялись на этот суд и ждали, что тут справедливость, возможно, восторжествует, они смогут высказаться и что-то доказать.

Суд по каждому уложился в 15 минут, 20 потребовалось лишь на Николая Куркова, чей приговор к расстрелу был исполнен немедленно. Остальные отправились по тюрьмам и лагерям. Громову выпали горные работы в Дальлаге, в верховьях Индигирки и Колымы, возле Оймякона, полюса холода…

Следующей страничкой в деле была неожиданная весточка от Станислава Громова из далекого теперь 1950 года. Станислав Иванович, бывший томский спортсмен и преподаватель, пережил суровую "десятку" сталинских лагерей и честно трудился на автобазе ИГПУ "Дальстроя" в поселке Усть-Нера. Уже через полтора года после освобождения он стал главным инженером автобазы, которая ударно трудилась, выполняя план на 115-148 процентов.

И все-таки Громова глодала мысль о справедливости, поэтому он взялся за письмо Генеральному прокурору Cоюза ССР тов. Сафонову. В своем письме Станислав Иванович честно, подробно и чуть наивно излагает обстоятельства своего ареста, следствия и невозможность в тех условиях представить свое оправдание нужных документов или живых свидетелей из института (К счастью, Громов не читал своей характеристики из института, написанной тогда в духе сталинского времени и в жанре "таился, скрывался, но все же попался"). Будучи в заключении, я неоднократно обращался в вышестоящие организации с просьбой пересмотреть созданное мне дело, но мои просьбы оставались без удовлетворения. В период Отечественной войны я не обращался по поводу пересмотра, а будучи заключенным, честно трудился на самых тяжелых горных работах в системе Дальстроя. Я отбыл свой срок заключения, но еще имею поражения в правах и за что - до сих пор не имею ответа. Преступлений перед партией и советской властью я никаких н совершал, с 13 лет жил честным трудом, работая на производстве. Убедительно прошу Вас вмешаться, затребовать мое дело и пересмотреть его". К письму прилагалась характеристика за подписью трех руководителей автобазы, которые не побоялись просить за бывшего заключенного и дали ему отменную характеристику.

Письмо по совпадению написано 5 марта - ровно за три года до смерти "вождя народов". Рановато получилось, но примечательно, что в поисках справедливости Громов не ждал "оттепели" и лучших времен.

Ответа на письмо он так и не получил. Но через шесть лет , уже после знаменитого доклада Хрущева о культе личности, письмо легло на стол майору Генеральной военной прокуратуры Андреященко с рекомендацией "Разобраться". Проверкой было выявлено, что обвинения по Громову и другим "соучастникам" несостоятельны, никаких данных об участии Громова в антисоветской организации и о существовании последней в Томской транспортном институте в органах КГБ-МВД Томской области не установлено. Положительно охарактеризовали Станислава Ивановича и работники института, знавшие его. Приговор в отношении Громова и его товарищей был отменен, и через всю страну помчались столь долгожданные бумаги о реабилитации.

Я листал дело и с волнением, страничка за страничкой, следил за драматическим маршрутом справок и узнавал судьбы героев этого странного, но очень российского "романа". Иван Верховский, самый стойкий. Это он единственный, кто вскоре совсем отказался давать показания и что-то подписывать и даже пригрозил следователю: с вами мы еще встретимся при других обстоятельствах. Расстрелян в 38-м под Челябинском - по непроверенному навету работников тюрьмы.

Филипп Носков и Константин Шмидт в 50-м году, как бывшие заключенные, были сосланы на дальнее поселение. От ссылки оба освобождены. Носков получил справку о реабилитации в Игарке, Шмидт - в Норильске.

Родственников Николая Куркова, расстрелянного сразу после суда, отыскать не удалось. Долго искали Александра Голенкова и его родственников. В 1994 году удалось разыскать его дочь Зинаиду.

И вот, наконец, бывший томич Станислав Иванович. Увы, он умер, не дожив до реабилитации три года - в 1953 году на далеком Дальстрое. А справка о реабилитации еще долго мыкалась по стране, отыскивая жену - Тамару Алексеевну Громову, которая приехала к мужу в Усть-Неру после его освобождения. После смерти Станислава Ивановича она перебралась в Магадан. Но справка опоздала и в Магадан: Тамара Алексеевна поехала вслед за сыном - Геннадием Громовым в Москву. В столице 27 февраля 1958 года ей и был вручен под расписку документ о восстановленной справедливости: Станислав Иванович Громов больше не числится "врагом народа" и участником контрреволюционной группы.

Вот такая судьба получилась у человека, сполна прожившего в своем суровом времени. А мы обязаны вернуть имя Громова истории томского спорта и томского футбола. Неоднократный чемпион Томска, талантливый человек и организатор, игрок и создатель лучшей команды Томска 30-х годов. Жаль, что при жизни он не получил заслуженных почестей, но что поделаешь: "Времена не выбирают…"

P.S. Если читателям что-нибудь известно об упомянутых здесь людях, то автор будет очень благодарен за полученное сообщение.

Автор благодарит работников ФСБ Томской области за содействие в подготовке материала.

Очерк печатается из готовящегося к печати альманаха "Десятый тайм", посвященного истории томского футбола.